Есть такие спектакли, которые не страшно смотреть, сидя на ступеньках балкона зрительного зала три часа с коротким антрактом. Увидев 23 ноября «Доброго человека из Сезуана» в театре им. Пушкина, я могу с уверенностью причислить его к таким спектаклям. Одно из самых сильных театральных впечатлений. Спектакль незабываемый, тонкий, аллегоричный.
Спектакль начинается, когда в зале еще не погашен свет, а зрители еще не до конца расселись по местам — просто на сцену выходят актеры и рассаживаются по местам. Вот так, незаметно, история входит в жизнь зрителя, размывая границы между реальностью обыкновенной и реальностью театральной.
Впрочем, в этот раз на сцене театра им. Пушкина — не какая-нибудь оторванная от жизни современного мира пьеса, а пьеса остросоциальная и актуальная. Проблемы в спектакле затрагиваются самая что ни на есть актуальная — социальное неравенство, противостояние добра и зла, бедности и богатства, любви и расчета. И эпицентром всех этих проблем становится Шен Те — проститутка из Сезуана, однажды давшая ночлег Богам и получившая за это награду в тысячу серебряных долларов. Однако, несмотря на то, что Шен Те использует эти деньги, начав собственное дело, они исчезают, как песок, сыплющийся сквозь пальцы. Об этом еще в начале спектакля, когда все еще, вроде бы, хорошо, нас предупреждает режиссер: Боги дают Шен Те не деньги, а завязывают в белые простыни песок, который та потом, не осознавая, что богатство это не вечно, прижимает с надеждой к груди.
Пьесы Бертольта Брехта привлекают обнаженным реализмом вещей, при этом, однако, обрамленным романтическими элементами. В пьесе «Добрый человек из Сезуана» таким элементом становятся Боги, дарующие Шен Те деньги и надежду на изменение жизни. Но при этом Боги абстрактны, и эта абстрактность в спектакле выражается тем, что их играет только одна актриса — Анастасия Лебедева. Однако появление Богов на сцене — зачаровывающее, немного пугающее, напряженное. Боги почти всегда безмолвны — лишь изредка они заговаривают с Шен Те. При этом она не является их посредником. Богов первым видит, а потом рассказывает им о происходящем водонос Ван. При людях, включая Шен Те, Ван похож на блаженного, он ходит, хромая, он косноязычен. Однако наедине с собой или с Богами все эти недостатки пропадают, Ван распрямляет спину, говорит твердо и правильно, а кроме того, подает голос — ведь здесь, как и в других пьесах Брехта, действие перемежается с вокальными номерами.
Брехтовские зонги очень точно и аккуратно переведены на русский язык, а так же положены на музыку. Музыку тоже хочется отметить — несмотря на ее современность, она очень гармонично вплетается в канву спектакля, а оркестр становится еще одним важным его персонажем.
Самым запоминающимся зонгом, отражающим одновременно все проблемы пьесы, времени и пространства, в которых происходят события, становится «День святого никогда» в исполнении Янг Суна (Александр Арсентьев)
Та часть зонгов, что все-таки осталась в этом спектакле непереведенной и звучит на немецком, дублируется на русском языке с помощью бегущей строки. Эти субтитры с балкона не видны, но это и не нужно — эти вставки важны больше не для смысла и повествования спектакля, а для общего эмоционального впечатления и настроя. Так, например, акапельная песня водоноса в начале создает настрой спектакля, а финальное признание Шен Те совмещает перевод и оригинал, сопровождаемые ритмичной музыкой, и это — один из самых сильных моментов спектакля. Он чрезвычайно динамичен и пронзителен, хотя на сцене почти ничего не происходит, кроме исповеди самой Шен Те, рвущей на себе одежду и размазывающей грим по лицу. Никаких проекций, движения здесь не требуется, актриса даже не стоит в центре сцены — энергетика игры, режиссуры и пьесы со всем справляется и без посторонней помощи.
События пьесы не так далеки от нас и относятся к прошлому веку, однако действие все же перенесено в условно современную реальность. Хотя скорее всего режиссер стремится указать на актуальность истории во все времена, а потому лишает «Доброго человека из Сезуана» временной привязки. В начале спектакля костюм Шен Те даже сюрреалистичен и указывает больше не на прошлое, а на будущее. Янг Сун, этакий «герой времени» одевается в обычный современный костюм, а Шуй Та, чье существование — пережиток патриархального общества, носит типичную одежду двадцатых годов прошлого века и даже чем-то напоминает устоявшийся в сознании образ Чарли Чаплина. В сцене суда над персонажами расположена длинная вешалка с женскими платьями — такими же серыми и такими же одинаковыми, что и дни безрадостного существования Шен Те.
«Добрый человек из Сезуана» еще и спектакль, раскрывающий уже знакомый по другим спектаклям этого театра актерский состав с новой стороны.
Александра Урсуляк получила за роль Шен Те/Шуй Та «Золотую маску» в номинации «Лучшая женская роль в драме» в 2014 году, и награда эта абсолютно заслужена. Актриса при том, что почти что весь спектакль находится на сцене, отдает себя роли целиком и полностью с первой и до последней сцены. Одновременно играя две роли, Урсуляк заставляет поверить в существование Шуй Та не только остальных персонажей, но и зрителя.
В спектакле «Добрый человек из Сезуана» невероятное количество интереснейших мелких деталей, которые сложно ухватить с первого раза, и из-за которых хочется пересматривать спектакль еще не раз, с каждым просмотром находя в нем что-то новое. Огромно количество символов, которые чрезвычайно интересно расшифровывать, и если некоторые из них — например, то и дело нависающая над персонажами петля, в которой не повесился Янг Сун и которая ждет своей жертвы, понятны сразу, то есть и такие, смысл которых остается сокрытым. Что означает красный шарик, с которым танцуют Боги, а затем Сун, или зачем нужны проекции с детскими лицами на стены и занавес? Спектакль многослоен, и каждый зритель найдет в нем что-то свое, важное и вечное. А что, если не это, является главной его задачей?
Комментарии
Отправить комментарий